Вдох-выдох.
Вынужденная слепота заставляла сосредоточиться  на дыхании, неровной поверхностью под ногами и перебирании четок. В воздухе пахло земляной сыростью. Могильной.
Проводник и священник молчали, нарушая тишину лишь звуком шагов. Вести отца Стефана было легко. Он спокойно двигался туда, куда его направляли, и не задавал вопросов.
Поворот. Другой. 
Подземные ходы, ведущие в неизвестность. Попытки найти повстанцев привели его в лабиринт Минотавра. Возможно, именно он ожидает Стефана там, по окончании темного, запутанного пути. Нет. С мифическим чудовищем священник мысленно сравнил не главу повстанческого отряда, о котором ходили разные, то мрачные, то героические слухи, а саму смерть.
Шаг. Еще один. Вдох-выдох.
Было очевидным, темная, туго завязанная, повязка – это билет в один конец в любом случае. Если ему не удастся приобрести хотя бы толику доверия от  человека, известного под библейским именем Иаков, то земной путь его оборвется совсем скоро. Если же случится обратное, дороги назад уже не будет. Лагери отлично это понимал.
Но оставлять все как есть не было сил. Вчера на его руках умерла четырнадцатилетняя девочка, нищенка, еще недавно имевшая крышу над головой. Она угасла прежде, чем священник принес с трудом доставшееся лекарство. Теперь ее зеленые, широко открытые глаза с застывшими зрачками резали сознание, возникая постоянно перематывающимся кадром. А еще раньше с собой покончил один из иеро… И так было почти каждую неделю.
В лагере отцу Стефану развязали глаза.  Оказавшись у двери с номером, священник чуть помедлил и затем постучал.
- Здравствуйте. – Тихо произнес Лагери, входя и медленно поднимая взгляд. Перед ним стоял человек без лица.

Отредактировано Аарон (2011-02-18 22:29:52)

К дискомфорту, который испытываешь, когда тебя пристально рассматривают, привыкаешь. Стефана Лагери за его жизнь изучали взгляды разных людей, сканируя, проверяя, но чаще всего он мог видеть лицо смотрящего на него. Сейчас перед ним были лишь две черные прорези в маске и, все же,  не было ощущения, что человек, скрывший за ней свое лицо, слеп. Напротив, он был зряч и, отчего-то казалось, что способен увидеть в тебе чуть больше, чем просто внешность.
Лагери сел в предложенное кресло. Не на край, но и не облокачиваясь на спинку. По привычке держался прямо. Ждал, пока лидер повстанцев заговорит.
Про себя Стефан подумал, что знает об Иакове очень мало, но, вероятно, этого вполне достаточно. Как бы то ни было, вопросы в голове медленно вспыхивали и гасли, не нарушая ровный ход мысли.
Как и предполагалось, здесь не ждали проникновенных речей о вере, надежде, о силе духа, о несправедливости людей друг другу. 
Внутренний пастырь сделал шаг назад и, из сумерек, пыли, еще твердо ступая, вышел бывший офицер. Деревянные, затертые четки были убраны в карман плаща.
- Дать - не так много, как хотел бы. – Ответил Лагери, глядя прямо в глаза за черной тканью. – Но, возможно, и то малое, что есть, будет полезным. Я постоянно общаюсь с людьми, не только с теми, у кого все еще относительно благополучно, но и с теми, кто выброшен на обочину нашего общества. Могу вербовать новых повстанцев.
Несколько слов – и на плечах  груз ответственности за чужие жизни, но плечи бывшего летчика не согнулись. Отвечать за каждое слово уже не так сложно, когда единственное, что осталось потерять, кроме жизни, - совесть.
-  Если нужно, обучать тех, кто не держал в руках оружие, буду обучать. Навыки и знания не стерлись. 
Лагери помедлил, прервавшись.
- Если возникнет острая необходимость, сам за него возьмусь.

Заурчала виниловая пластинка, потом запела задорным с хрипотцой голосом, придавая ситуации гротеск  и некоторую ирреальность.
Не под эту песню, но под очень похожую танцевал молодой лейтенант со смешливой курносой девчонкой по имени Бети, которая позже вышла за него замуж.  Давно…
Иаков иронизировал, слушал старые добрые хиты и, в маске, полностью скрытый от посторонних глаз, был похож на человека из другой, фантастичной действительности. Тоже бывший военный. Было бы глупо предполагать, что он выглядит так из-за того психологического эффекта, который его облик оказывает на собеседника.
Теперь наступила очередь Стефана рассматривать главу повстанцев, и священник, пробежав взглядом по высокой фигуре мужчины, отвел глаза в сторону, подавляя в себе жалость и сочувствие. Так, как делал всегда, разговаривая с измученными людьми и иеро, чтобы не смущать, не раздражать и не добавлять еще больше негативных эмоций. 
Молчал, собираясь с мыслями. Много раз отец Стефан объяснял себе, как мог объяснять другому, почему готов вновь нарушить главную заповедь. Был ли он лицемерен, был ли он не прав – Лагери не мог дать себе точного ответа.
Кардинал, епископы и вся официальная, она же единственная, церковь возвышенно говорили на этот счет о Боге и том, что  насилие оправдано, если происходит ради всеобщего блага. Между тем, Господь молчал, как и раньше, в иные времена, или же за тем шумом, что издавала церковь, его просто не было слышно.
Отец Стефан не брал на себя роль Гласа Всевышнего.
- Считайте это желанием защитить одних от других. – Произнес священник медленно. – Если мы говорим об убийстве мирных простых граждан – нет. Если об устранении правительственной верхушки – да. Я ищу и буду искать способы мирного урегулирования проблем, но есть то, что больше нечем разрешить.
Джинни, Джинни…   Задорная песня, от которой раньше бы нельзя было бы усидеть на месте, все играла.
- Мои руки, поверьте, и так в крови и, пожалуй, не мне рассуждать о том, кому жить, а кому умирать, однако теперь нарушение заповеди было бы  добровольным шагом от отчаяния. Впрочем, вполне обдуманным.

Отредактировано Аарон (2011-02-19 21:26:31)

- Экстремизм должен иметь свои рамки, как и все остальное. Насилие, направленное на общую массу народа, пробуждает его, встряхивает, но люди могут объединиться не против власти, а против тех, кто пытается раскрыть им глаза, и власть этим воспользуется. – Голос отца Стефана был тверд и спокоен.
Священник не делал лишних движений, не жестикулировал, и, если бы не меняющаяся мимика лица, если бы не живые, внимательные глаза, можно было бы подумать, что в кресле сидит восковая кукла.
- Однако рассуждать об этом вне конкретной, отдельно взятой ситуации, бесполезно. Метрополис гниет с головы, Город Солнца постоянно пополняется иеро и нищими, рано или поздно нарыв лопнет, восстание неизбежно, поэтому необходимо контролировать это будущее уже сейчас. Нет выхода. Я тоже не святой, даже эта сутана, - священник подергал край своей одежды, - не делает меня лучше.  Но потому я здесь – потому, что так дальше продолжаться не может.
Вопрос лидера повстанцев заставил Лагери внутренне сжаться, хотя и не стал неожиданностью.
Он помнил все до мельчайших подробностей, которые яркими вспышками возникали в сознании. Снижение, мигающую панель управления, горы, движение существ внизу, штурмана, рычащего о том, что медлить нельзя и крик капитана звена, убеждающего, что никто из взвода выжить не мог.
- Исполнял приказ командования, совершая ракетный обстрел Волчьей ямы. Но там оставались ребята из спецназа, хотя нам говорили обратное. Один-два бойца. После этой зачистки я и ушел.
Лицо священника ровным счетом ничего не выражало, он говорил без каких либо эмоций, и взгляд был потухшим, мертвым, смотрящим сквозь.

Отредактировано Аарон (2011-02-20 13:07:42)